ГЛАВА 29: КОПАЯ СЕБЕ ЯМУ

Избавление себя от навалившихся злости, смятения, разочарования и полностью мной овладевшей эмоциональной агонии из-за двойного предательства заняло больше времени, чем я ожидала. Это было как сильный грипп – нечто, что должно было продлиться свой курс, независимо от того, как сильно я хотела, чтобы он прошёл и перестал выводить меня из строя. В некоторые дни отчаяние было таким всепоглощающим, что я будто чувствовала, как оно курсирует по моим венам. Я чувствовала себя больной от горя и желала, чтобы, как в случае с тяжёлой болезнью, было переливание крови, способное спасти от боли утраты. Может, тогда мне стало бы лучше, я бы могла начать заново с новой, чистой, «счастливой» кровью. Я стала нетерпеливой к себе, торопилась каким-нибудь образом избавить себя от этого ужасного состояния.

Я никогда не рассматривала причинение себе вреда, но я-таки вредила себе – пытала себя, на самом деле, стараясь найти во всём этом смысл. Что произошло со мной, и почему? Как он мог? Как она могла? Меня лишили доверия, любви, надежды – вещей, которые принадлежали мне, как я считала. Эти мысли занимали мой разум сутки напролёт. В ретроспективе, я понимаю, что пыталась применить логику к любви и желанию – а что может быть ещё нелогичнее, чем они? Я отчаянно хотела отключить свой мозг, но просто не могла найти выключатель. Джим Моррисон однажды сказал о боли: «Вам нужно защищать своё право испытывать боль». Мои эмоции не унимались; они причиняли мне боль, и я хотела, чтобы они успокоились. Я отчаянно хотела их отключить, и много раз я блуждала в темноте в поисках чего-то, что можно было бы нажать или щёлкнуть – хоть чего-нибудь, но не существует такого выключателя. Можно притвориться, что боли нет, но она есть. Она реальная, и ни ты и никто в твоём окружении не должен пытаться убедить тебя, что её нет. Разберись в своей боли, и ты сможешь её превозмочь. Нет другого способа; опции отключить её не существует. Ситуация, в которой вы находитесь, может быть вам неподвластна, но своим правом чувствовать боль от страданий вы можете управлять. Мы, люди, не можем прогнать наши эмоции как непослушного ребёнка. Необходимо дать себе время прочувствовать свою участь, что всё потеряно, если мы искренне именно это и чувствуем. Мы растём и учимся у страдания, так зачем лишать себя этого?

С тех пор как я была ребёнком, я писала о своих чувствах, словно выписывая их из себя. Неведомо для меня тогда, это было очень здоровое решение. Выражение своих эмоций в песне или стихотворении очень помогало мне видеть вещи чётче и смиряться с ними. Это был мой способ работы над ними и обсуждения их. Но не в этот раз. На самом деле, попытка излить их на бумаге становилась упражнением по саморазрушению. Я одержимо набирала текст о Матте, Мари-Энн и себе, будто ходя кругами; каждое нажатие клавиши закапывало меня всё глубже и глубже в эмоциональную яму, которую я себе создала, и теперь я была ментально иссушена в дополнение к тому, что мне было совершенно грустно, кроме как когда я откладывала это всё на время, проводимое с сыном.

Однако, как часто бывает в жизни, что-то позитивное появилось в то ужасное время: а именно, эта книга.

Я как безумная писала каждый день много часов подряд, разбирая десятки тысяч слов, и всё равно облегчение и ответы, которые я искала, были недостижимы. Я поняла, что всё, проделанное мной, было потерей большого количества времени.

Или, может, нет. Я открыла для себя, что удовлетворение я испытывала, когда вспоминала о своей жизни как целом и снискала важность в том, чтобы вдумчиво её записать. Так почему бы не продолжить писать? Но написать о сорока двух годах, которые предшествовали этому удару судьбы, а не тратить все силы только на освобождение от текущего страдания. То, что я буду писать обо всей моей жизни, означало, что я могла получать творческое удовольствие, которое приходит с самовыражением, и прервать свою увлечённость затянувшим меня разрывом. Я не хотела, чтобы один этот кризис определял мою жизнь, поскольку это был лишь момент в моей жизни внутри куда большей истории. Истории, которая заслуживала того, чтобы я начала… с самого начала!

Процесс письма помог мне восстановить столь необходимый навык видеть в перспективе. Когда вы в пучине отчаяния – по любому поводу (это необязательно должен быть крах романтических отношений) – легко утратить способность видеть то, что вы не всегда жили в такой боли, и придёт время, когда снова это сдавливающее чувство в груди, наконец, пройдёт и тяжесть ощущения, что, может, вы сходите с ума, исчезнет. Горе это не умственная болезнь, хотя, пока вы на этапе переживания его, вам может так казаться. Я также понимаю, что если бы я была в таком отчаянии, не имея в прошлом опыта потери, ассоциирующейся с ним, тогда, вероятно, мне следовало бы переживать о моём психическом здоровье. Четырнадцатилетний брак с человеком, которого глубоко любишь, с которым у вас общий ребёнок, закончившийся изменой с близкой подругой? Есть от чего испытывать опустошение. Но благодаря огромному количеству прочитанной литературы о горе, личных страданиях и потерях в своих попытках выбраться из моей глубокой ямы, я начала учиться быть добрее к себе и воздерживаться от установления временных рамок на моё горе, в то же время смотреть на него трезвым взглядом или позволить это делать людям, заботящимся обо мне.

В своей книге «Переживая личный кризис» (“Living Through Personal Crisis”, Dr. Anne Kaiser Stearns¹) доктор Энн Кайзер Стирнс говорит, что во времена кризисов нужно окружать себя хорошими друзьями и семьёй. Я выбрала из её списка несколько описаний «человека, способного к эмпатии», которые наиболее близки мне. Человек, способный к эмпатии, этот тот, кто «не сразу производит сильное впечатление, а принимает ваши человеческие чувства как человеческие чувства», «напоминает вам о ваших сильных сторонах, когда вы забываете, что обладаете этими сильными сторонами» и «замечает ваш рост». Тем, в чьей жизни нет человека, способного к эмпатии, хорошо бы обратиться к профессионалу. Совет доктора Стирнс таков: «Хорошо обученный профессионал это тот, кто умеет слушать, принимать и не судить. Если бы больше людей имело друзей, способных принимать и слушать, спрос на профессиональных помощников был бы ниже».

Так я усвоила, что на время этого восстановительного процесса мне нужны люди, которые хорошо на меня влияют, поскольку влияющие на меня плохо у меня уже есть . Я поняла, что благоразумно будет помнить, что люди, которые награждают нас страданиями обычно торопят нас «пережить его», чтобы они чувствовали себя менее виноватыми в горе, которое вам причинили. Я слишком много внимания уделяла этому в первый год моего кризиса, связанного с предательством мужа и подруги, позволив напряжению заставить меня сомневаться в себе и своём ментальном здоровье.

Вот ещё одна цитата от доктора Стирнс о «деструктивных людях»: «Деструктивный человек может причинить вред вам и осложнить ваше горе многими способами. Он или она… категоризирует ваши чувства или поведение как "глупые", "больные", "странные", "эгоистичные" или "жалостливые к себе"». Она советует избегать помещать себя в условия, которые чужды восстановлению.

Научиться избегать осуждения моего восстановительного процесса моим мужем и Мари-Энн это одно, но частью этого процесса был его пересмотр через его запись, поэтому на время он стал порочным кругом. Я думала, что если продолжу писать, то, в итоге, всё пройдёт. Идея была в том, чтобы изложить это на бумаге и забыть. Но всё было не так уж просто, хотя, пока я излагала свою историю словами, и количество страниц росло, я могла на самом деле «увидеть» разные стадии своей жизни в виде стопок бумаг. Я смогла измерить сложенные страницы, написанные об этом ужасном годе, и их вес был значительно меньше (буквально), чем всё хорошее.

Я писала и выкарабкивалась, с каждой главой. Конечно, автобиографии не пишутся за ночь, так что это был длительный процесс, как долгосрочная терапия, наверное. Чтобы пережить первые месяцы, я положилась на маленькую группу членов семьи и друзей, которые слетались ко мне и оставались со мной. Это были мои любимые, способные к эмпатии люди.

Фредерик был рядом, несмотря на его личные эмоциональные трудности. Настоящий, чуткий человек, несмотря ни на что, он регулярно писал мне электронные письма с тех пор, как всё стало известно. Он прислал мне цитату, чтобы напомнить мне, что я на самом деле не одна, хотя я так считала, поскольку ни один из моих друзей или членов семьи не мог до меня добраться в первые дни после того, как я узнала плохие новости о завершении моего брака. Эта цитата была как нельзя кстати: «Друг это тот, кто знает песню в твоём сердце и может подпеть, когда ты забываешь слова».

И всё же, подумала я, Пасха закончилась, я встречаюсь с новой реальностью, что мой брак в прошлом, моя подруга – новая любовь моего мужа, и мне трудно справляться с этим в одиночку. Стэйси, наконец, смогла приехать в Швейцарию, но лишь через несколько дней после плохих новостей, и эти дни показались мне вечностью. Эти дни наедине с Эйжей прошли в страхе и отчаянии, и звонки и электронные письма Фреда утешали и стимулировали меня. Затем эстафету у Стэйси переняла Мэри, как только смогла прилететь в Швейцарию из Канады, чтобы я не была одна.

С учётом измены, происходившей прямо у меня под носом, мне нужно было время отдышаться, прежде чем справляться с реальностью произошедшего. Я отказывалась принять её сразу. Я отрицала её и требовала, чтобы это прекратилось, я хотела объяснить им обоим, что это было жестоко, безжалостно и нечестно, но они были глухи к моим мольбам. Я умоляла о сострадании, но его не было. У меня было ощущение, что мой брак был мёртв, но ещё тёплый, хотя на его гроб сверху уже набрасывали землю. Я не могла принять оба эти удара за раз. Реальность не ждёт, пока ты переведёшь дух, и когда тебе напоминают, какова твоя новая реальность, какова твоя потеря, и об отсутствии у тебя контроля над ней, паниковать нормально, снова и снова, с каждым напоминанием, в первые недели утраты. У меня бывали периоды, когда в течение дня я была спокойной и способной действовать, то впадая, то выходя из состояния шока, оцепенения и рыданий. Песней, которая часто приходила на ум в тот первоначальный период сражения с принятием, была «Я не могу заставить тебя любить меня» Бонни Рэйтт (“I Can’t Make You Love Me”, Bonnie Raitt).

В один день, по прошествии пары недель после плохих новостей, у меня случился эмоциональный срыв за чаем с Мэри в ближайшем кафе. Это был настоящий кризис, из-за которого я поехала к семье и друзьям в Канаду. Когда мы обсуждали болезненный сценарий, всё нахлынуло на меня сильнее, чем я могла вынести, и эмоции меня накрыли так, что я едва могла пройти короткую дистанцию обратно до отеля без поддержки Мэри. Ноги подкашивались. Мэри напомнила мне, что никто не понимал ситуацию так глубоко как Фред, другая жертва всего этого, и она убедила меня пойти поговорить с ним. Но у нас не было реального контакта или отношений на этом этапе; кроме того, он работал длинные смены менеджером по международным операциям в мировой кофейной компании “Nespresso”, и он редко приходил домой раньше восьми вечера. Если бы только моя семья была здесь, а не по ту сторону земного шара. Я всё же ему позвонила, и через короткие, панические вздохи и учащённо дыша, я попыталась объяснить, что больше так не могу. Со своего мобильного телефона Фред сказал мне: «Встретимся у меня дома. Я сразу выхожу».

Офис Фреда был в тридцати минутах ходьбы. Я прошла около половины пути до его дома, где он, Мари-Энн и Джоанна жили вместе последний год, и просто – замерла. Моя сумочка выпала у меня из рук и упала мне на ноги. Я стояла там, повесив голову; во мне больше не осталось жизненных сил, чтобы пройти хотя бы дюйм. Наверное, я оставалась там, как статуя, по меньшей мере, полчаса. Я осознавала всё, что происходило вокруг меня: тепло солнца, щебетание, взмывание и кружение птиц надо мной; бегунов, мчавшихся мимо меня, весенние маки и тюльпаны слева, гребцов, скользящих мимо справа от меня, волнующие горы, покрытые снегом, сияющие как маяки. Коляски, прохожие, разговаривающие люди, велосипеды, собаки – всё это двигалось мимо меня в обоих направлениях, туманное, будто я видела всё периферийным зрением. Единственным, что было в моём фокусе, были мои собственные ноги. Я не могла поднять голову. Моё сердце держало мои мысли, а мои мысли держали моё сердце, и ни один из них не был достаточно сильным, чтобы вытащить меня из всего этого.

Было такое чувство, будто весь остальной мир существовал вокруг меня, но я больше не существовала в нём. Вот здесь я и сойду, сойду с этого места жизни. Делай со мной что хочешь, жизнь, – подумала я. – У меня ничего не осталось, и я сдаюсь. Пристыженная и униженная я действительно сдалась. Я достигла своей низшей точки, и отключалась – физически, ментально, эмоционально.

Со временем, я обратила внимание на острый цокающий звук, двигающийся в моём направлении. Звон ключей и монет в кармане пиджака. Затем руки Фреда обвились вокруг меня, и его бессловесный вздох сочувствия коснулся моей щеки. Когда он прибыл к своему дому и не увидел меня там, он стал бегать по кварталу, неистово пытаясь меня найти.

Мы направились к нему, Фред поддерживал меня, чтобы я могла идти. Я помню, что чувствовала, как всё ещё колотилось его сердце после бега и паники в попытках меня найти, поскольку он прижался ко мне рёбрами, чтобы поддерживать мой вес. Я чувствовала, каким живым и настоящим он был, и его энергия даровала мне ощущение утешения, что, может, часть его жизни перейдёт мне и оживит меня. Немного человеческого тепла и искренности, которые я могла чувствовать физически, настоящее, бьющееся сердце, способное на подлинное сострадание.

Когда Фред рассказывает об этом сейчас, он просто говорит: «Когда я нашёл тебя у озера в тот день, ты была совершенно сломлена». Он завернул меня в шерстяное одеяло, поскольку я дрожала, усадил на диван в своём кабинете и дал мне пол стакана водки. По словам Фреда, я не разговаривала несколько часов. Я сидела там, немая. Он был чрезвычайно чутким и понимающим, он терпеливо ждал, когда я буду готова заговорить. Мы просто сидели там вдвоём в тишине.

Теперь, когда я слышу истории о супругах, потерявших своих партнёров из-за новой любви, болезни или просто из-за того, что те перестали любить, я чувствую их боль, я понимаю их, особенно, когда речь идёт о долговременном браке. Я чувствительна к их шоку и страху начинать всё сначала. Когда вы так долго были в браке, вы уже не знаете, как быть одним в жизни. Это пугает и угнетает, никак иначе. Поддержка извне является ключевой необходимостью любого, кто проходит через это. Должна сказать, что до того, как это произошло со мной лично, я воспринимала это очень легкомысленно, думая, Это всего лишь развод; такое случается каждый день. Но индивидуальные обстоятельства развода оказывают огромное влияние на вовлечённых в него, и их не стоит минимизировать или обобщать, также не стоит недооценивать их потенциальную сложность.

В середине апреля 2008 года, после срыва у озера, я забрала Эйжу с собой в коттедж в Онтарио. Я попрощалась с Фредом и пожелала ему удачи в его трудном разводе и битве за опеку, в которую его уже втянула его жена. Я не знала, когда мы с Эйжей увидимся с ним снова, и это казалось окончательным прощанием.

Мне нужно было быть ближе к тем людям, которые придавали мне сил в последующие несколько месяцев. Спасибо за них Богу. Они сочувственно поддерживали меня, когда я дрожала и чувствовала себя как птенец, выпавший из гнезда, потерянный, сломленный и напуганный. Временами я была довольно беспомощной. Также моя семья и друзья кричали на меня, когда до меня нужно было донести болезненную правду – особенно в начале, когда я ещё занималась самообманом, что это всё большая путаница, и ещё не всё потеряно. Помню, как раздражались сёстры, требуя от меня, чтобы я прекратила называть Мари-Энн «моя подруга», а своего бывшего мужа – «Любимый».

«Хватит уже! Они эгоистичные, бессердечные люди – вот кто они, и именно так тебе следует о них говорить». Я действительно была в жалком состоянии, всё ещё смотрела на своего мужа и Мари-Энн как на людей, совершивших ошибку, которые со временем поймут, что ошиблись, и придут ко мне извиняться со смирением и состраданием в сердцах. Я бредила! Весь мой мир рухнул в одночасье, и я не могла увидеть это всё сразу. Я ещё не переключила восприятие их в своём сознании. Для меня то, какими они были раньше, не состыковывалось с тем, какими они были теперь. В реальности, моя «подруга» теперь была моим предателем, а мой муж теперь был возлюбленным моего предателя. Они не скрывали своего неприятия к моему горю и нетерпеливо желали, чтобы я уже «преодолела это». Я оплакивала потерю этих отношений и потенциал, который был у них в моих мечтах для моего будущего. Но перемена не была ни мгновенной, ни решающей, как любая смерть. Она требовала времени.

Спустя несколько недель пребывания в коттедже мне позвонил друг, чтобы подбодрить. Я всё ещё была в болезненном состоянии и начала причитать: «Может, это не то, что мы все думаем. Может, одна из причин, почему Матт постоянно защищает Мари-Энн в том, что она действительно невиновна. Может, она не заметила, как это произошло». Мой друг не принял ни один из моих доводов и сразу же сказал – как отрезал.

«Айлин! – рявкнул он, – Прекрати! Она спит с твоим мужем, с которым ты прожила четырнадцать лет. Твоя подруга! Та, которая знала, что твой брак переживает сложные времена. Да гадина она! А вообще, она сука! Скажи это, Айлин: "Она сука". Вот словечко для неё. Давай, скажи это громко! Я хочу услышать это от тебя!» – потребовал он.

Сказать это было трудно, несмотря на всю мою злость, но он действительно помог мне вылезти из моего тёмного, небезопасного места. Я тогда ещё не переступила порог, чтобы назвать её обманщицей, и мне было трудно заставить себя сказать такое громко о ней; это казалось ребяческим и вульгарным. Но её поведение и было вульгарным, и мой друг помог мне осознать это, раскрыв мне сие понимание в этом откровенном разговоре. Я стала повторять за ним. Это имело-таки очистительный эффект. (Грубо, я знаю, но это ведь всего лишь слово.) Мои эмоции сплелись в такую неразбериху внутри меня, что было приятно немного выпустить пар.

Сноски и пояснения:

Первое фото: о разрыве Шанайи и Матта пресс-секретарь певицы объявил 15-го мая 2008 года. Данный снимок был сделан 20-го мая 2008 года, что делает его первой фотографией Шанайи, попавшей в сеть после этих новостей. На ней видно, что певица сильно подавлена.

1. Судя по всему, книга на русском языке не издавалась.

Полезные ссылки:

Страница о книге

Отрывок из книги мемуаров «С этого момента» (2011 год), Глава 29: «Копая себе яму»

Автор: Shania Twain

Переводчик: Carolina

Глава 28 | Глава 29 | Глава 30