Часть вторая

Северная война 1700 – 1721 гг.

В русском флоте тактика применения судов медицинского назначения связана с реформами Петра I. К примеру, в 1695 году (1-й Азовский поход) специально выделили по царскому велению несколько стругов: особые для доктора Григория Карбонария и под аптекарскую казну, а также для больных (9 ед.) и под судовые бани. При строительстве 22 галер петровского флота в 1696-м намечалось иметь под палубой на каждой из них отдельное помещение для медицинских нужд. На всех кораблях I, II, III ранга, а так же на 14-ти и 16-пушечных кораблях был положен по штату лекарь и лекарский помощник. Уставом было определено медицинское имущество корабельного врача, имелась опись медикаментов и инструментов, находившихся в «лекарском сундуке». Перевязочные пункты располагались на средней палубе в носовой части корабля. Во избежание гибели в морском бою Устав Морской предписывал лекарям неотлучно находиться на перевязочном пункте в полной готовности к оказанию помощи раненым.

Большими санитарными потерями сопровождались морские сражения на Балтике во время Северной войны 1700 – 1721 годов. Эвакуация раненых в госпитали вначале была возложена на попутные корабли, которые мало подходили для подобных нужд. Многие раненые просто погибали на этапе эвакуации. Это обстоятельство вынудило выделять из состава боевого флота спецсуда уже целенаправленно. Так, в 1712 году фрегат «Санкт-Петербург» был использован как госпитальное судно при эвакуации раненых из Риги в северную столицу. Первым же обустроенным соответствующим образом плавсредством петровской поры можно считать судно «Святой Николай» («Nikolas»), купленное в Голландии  в 1713 году. Впрочем, и он вначале предназначался для боевых действий, но в последующем был переоборудован в санитарный транспорт и включён в состав эскадры (1715—1717 гг.). 27 июля 1714 года, во время Гангутского сражения, на нём были эвакуированы 124 убитых и 342 раненных с места боя. В течение 6 лет он выполнял функции санитарного транспорта и в 1719 г. за ветхостью был сдан в порт. Вместе с тем, это не было единичным случаем.

В 1712 году  в Англии был куплен корабль «Виндфорд», который под именем «Страфорд» вошёл в состав Балтийского флота России. С 1716 года он был полностью переоборудован в медицинский корабль и стал госпитальным судном на Балтийском море. Командовал кораблём известный впоследствии флотоводец капитан 1 ранга Наум Сенявин. В том же году в состав флота вошло госпитальное судно «Перл». К концу века флот насчитывал 7 госпитальных судов, которые использовались и в дальних походах за пределы Балтийского моря.

К 1855 году для эвакуации раненых и их лечения в русском флоте как госпитальные значились более 30 грузопассажирских и боевых кораблей. В дальнейшем, с развитием тактики применения морских сил и средств на значительном удалении от военно-морских баз возникла необходимость оказания медицинской помощи большому количеству раненых и больных посредством плавучих госпиталей.

В 1900 году в России появился плавучий госпиталь «Царица», переоборудованный из пассажирского парохода. Он принимал участие  в военных действиях в Китае, а также оказывал помощь больным и раненым и эвакуировал их во Владивосток и Порт-Артур. На нём было оборудовано 12 мест для лечения офицеров и 180 для младших чинов. Судно совершило 6 рейсов туда и обратно. За это время в лазарете было около 800 раненых.

Русско-японская война 1904—1905 гг.

В Русско-японской войне 1904—1905 гг. у России было два военно-госпитальных судна «Ангара» и «Казань» и три плавучих госпиталя Общества Красного Креста «Монголия», «Кострома» и «Орёл».  Последнее было оборудовано на средства Парижского дамского комитета. Кроме этого французы в качестве поддержки дружественной России, предложили для работы своих хирургов и фельдшеров, однако, инициатива не получила поддержки русского Морского министерства.

Деятельность плавучих госпиталей была строго регламентирована Гаагской конвенцией 1899 года и содержала несколько требований обязательных для исполнения. В частности, судну предоставляющему медпомощь, надлежало иметь строго определённый цвет и флаг, никогда не вмешиваться в боевые действия и всегда держать включёнными сигнальные огни. По одной из версий, именно последнее обстоятельство позволило японцам обнаружить русскую эскадру перед Цусимским сражением, обернувшимся её полным разгромом.

В нарушение конвенции госпитальные суда «Орёл» и «Кострома» спустя 4 часа после начала боя были взяты в плен при полном бездействии русских крейсеров, которые даже не пытались воспрепятствовать захвату, поскольку не получили от командования соответствующего приказа.

Доля «белых кораблей» Российской Империи в этой войне оказалась незавидна — все они побывали в руках японцев. Но «Монголия» и «Кострома» были признаны госпитальными судами и отпущены. Другая же судьба ждала «Казань», «Ангару» и «Орёл». Всем им было отказано в статусе госпитального судна, они были реквизированы и далее плавали под флагом Страны восходящего солнца. Наиболее известна история «Орла», когда поводом для реквизиции послужило наличие на борту интернированных английских моряков (об этом чуть позже).

Для удобства госпитальные суда этой войны неформально можно разделить на две группы:

— суда, оказывающие помощь раненым при осаде Порт-Артура («Монголия», «Казнь» и «Ангара»);

— суда, участвующие в Цусимском сражении («Кострома» и «Орёл»);

Теперь предлагаю детальнее познакомиться с каждым судном.

• 1-я Тихоокеанская эскадра.

ГС «Монголия»

В 1901 году в Триесте на верфи «Stabilimento Tecnico Triestino» по заказу Морского пароходного общества Китайской Восточной железной дороги были построены большие и комфортабельные грузопассажирские пароходы «Монголия» и «Маньчжурия». Суда стоили дорого — около миллиона рублей каждый и строились по русским проектам, разработанным особой комиссией, состоявшей из известных русских специалистов, под руководством опытного судостроителя главного корабельного инженера Д. В. Скворцова.

В том же 1901 году суда прибыли на Дальний Восток к концу года были запущены по линии Владивосток — Нагасаки — Шанхай, а в 1903 году с открытием порта Дальний эти пароходы эксплуатировались на новой линии Дальний — Шанхай — Нагасаки.

«Монголия» к началу русско-японской войны находилась в порту Дальнем. Новый, сравнительно быстроходный и вместительный лайнер 15 февраля 1904 года был мобилизован в состав I Тихоокеанской эскадры и переоборудован в госпитальное судно. В соответствии с правилами Гаагской конвенции: белый цвет был нанесен на надводный борт, шлюпки, кильблоки, шлюпбалки, вентиляционные раструбы, дымовая труба, мачты и грузовые стрелы. Красный цвет – на корпус ниже ватерлинии, знак Красного креста на борту и на дымовой трубе, вентиляционные раструбы изнутри. На судне дислоцировались команды 6-го и 7-го подвижных госпиталей. В новом качестве пароход имел 160 мест для приема раненых, операционный и рентгеновский кабинеты.

Для работы на плавучем госпитале в Санкт-Петербурге был сформирован санитарный отряда РОКК, который сражу же, отправился на фронт. Взору прибывших медицинских     работников  открылась   безрадостная   картина.   На   внутреннем  рейде Порт-Артура стоял обыкновенный пароход,   все   приспособления   которого   для плавучего лазарета ограничивались лишь окраской его корпуса и трубы в белый цвет, с красной полосой вдоль борта и красным крестом на белом фоне. По мнению главноуполномоченного РОКК, судно:

Было неудобно по своим размерам и расположению некоторых помещений» для госпитальных целей. Пароход обладал рядом конструктивных недостатков, свойственных коммерческим судам, — крутые трапы, узкие коридоры, небольшого размера каюты. Для создания наилучших условий размещения раненых и больных, а также для нормальной работы медицинского персонала необходимо было выполнить значительный объем работ с перепланировкой отдельных помещений и перестройкой санитарных систем.

Ввиду срочной потребности в госпитальном судне работы по переоборудованию выполнялись силами команды судна под руководством капитана парохода Измаила Дмитриевича Костюрина-Охотского. От команды не отставали и медицинские работники санитарного отряда, включившиеся в перестроечные работы сразу же после прибытия на судно.

В большинстве внутренних помещений парохода сняли переборки (разделявшие их ранее на небольшие каюты 3-го класса) вместе с узкими дверями, через которые невозможно было пронести носилки с ранеными. В результате перепланировки на судне были организованы операционная, перевязочная и лучший в крепости рентгеновский кабинет, аппаратура для которого была собрана силами флотских специалистов из частей, снятых с боевых судов (экран — с броненосца «Севастополь», рентгеновские трубки- с него же и крейсера «Новик»). Рентгеновский кабинет на «Монголии» оказался настолько совершенным, что благодаря ему госпитальное судно превратилось в центр диагностики заболеваний, обслуживающий больных и раненых не только с эскадры, по и гарнизона, защищающего крепость. Из казарм флотского экипажа на судно доставили металлические койки, которыми укомплектовали клиническое отделение на 150 мест. Госпитальная мебель изготовлялась тут же, на судне, в трюме которого функционировала столярная мастерская.

Начались будничные дежурства санитарного отряда, размещенного на госпитальном судне «Монголия». Готовился перевязочный материал. Проводились регулярные занятия и учения по приему и доставке раненых и больных воинов в плавучий лазарет. Работа персонала проходила под аккомпанемент планомерного обстрела кораблями японской эскадры русских военных судов, стоящих на рейде крепости.

Михаил Семенович Фейгельсон с началом войны был назначен на «Монголию» провизором, в составе медицинского отряда Российского Общество Красного Креста пишет:

На судне была небольшая специальная каюта, выделенная под судовую аптеку, но этого явно не хватало для планирующегося госпиталя на 300 коек. В пароходной аптечке имелся небольшой выбор самых употребительных “домашних” средств и перевязочных материалов. В распоряжение провизора было отведено соседнее помещение — судовой женский лазарет. Эту каюту с двумя койками, клозетом и ванной спешно переоборудовали с учетом качки под аптеку. К кроватям были приделаны доски с круглыми отверстиями — гнездами для бутылей, на стены прибито несколько полок такого же типа. Клозет превратили в канцелярию, а ванную — в конторку-лабораторию. Кроме того, с помощью судового механика установили привезенный из Петербурга аппарат для перегонки воды: небольшой куб, нагревающийся керосиновой лампой, и холодильник

По чертежам Фейгельсона в мастерских порта изготовили аппарат для получения кислорода, так как запас его, доставленный из Петербурга в металлических баллонах, был крайне невелик.

Адмирал Е. И. Алексеев и вице-адмирал С. О. Макаров не решились подвергать госпитальное судно явному риску, связанному с пребыванием его в эоне морских боев при следовании с кораблями эскадры. Плавучий лазарет «Монголия» практически не выходил в море.

31 марта 1904 года госпитальное судно «Монголия» вместе с флотом под командованием вице-адмирала С. О. Макарова вышла в море. В этот  день на мине подорвался эскадренный броненосец «Петропавловск», на котором погиб командующий Тихоокеанским флотом. Команда «Монголии» подбирала тонущих и оказывала помощь раненым матросам и офицерам с гибнущего корабля.

Второй, и последний, раз «Монголия» выходила в море, сопровождая эскадру во время попытки прорыва из осадного Порт-Артура во Владивосток через Жёлтое море 10 августа (28 июля по старому стилю) 1904 года. Накануне лазарет целый день осаждали десятки катеров и шлюпок с женщинами, желающими покинуть осажденный город.

Уже через несколько часов на глазах сотрудников «Монголии» разыгрался первый большой бой с японцами, унесший немало жизней. Но госпитальное судно не могло близко подойти к месту событий, рискуя быть уничтоженным случайным снарядом, и таким образом не оправдало своего предназначения. Тем не менее, присутствие судна с флагом Красного Креста поднимало моральный дух моряков, знавших, что при потоплении корабля их успеют спасти. К счастью, ни один из 18 кораблей не был потоплен. Бой длился в течение 12 часов, до позднего вечера, «Монголия» двигалась за эскадрой, ориентируясь лишь на вспышки и звуки выстрелов, но в дальнейшем было  отсечено от   эскадры   японскими крейсерами, задержано и тщательно   досмотрено. Отстав от основных сил, ведущих тяжелый эскадренный    бой,   «Монголия»   вынуждена   была вернуться в Порт-Артур, так   и    не    приняв   ни одного   раненого   с   кораблей   эскадры.   Утром на    внутренний    рейд Порт-Артура    начали потягиваться остатки Тихоокеанской   эскадры (10 кораблей), обрекая себя, таким образом, на явную гибель. Теперь Порт-Артур теперь был прочно   блокирован   не   только   с   моря, но и с суши. По официальным данным в том бою российская сторона потеряла 168 человек убитыми и ранеными.

С тех пор «Монголия» остальное время осады простояло на внутреннем рейде, в качестве плавучего госпиталя. Японцы вели регулярные артобстрелы города с кораблей и с суши, причем не щадили и краснокрестный пароход. В «Монголию» несколько раз попадали снаряды, но обошлось без людских потерь.

С конца сентября 1904 г. «Монголия», как и весь Порт-Артур, стала подвергаться особенно жестокому обстрелу, поэтому 21 сентября госпиталь перенесли на берег, в Новый город. Главное помещение разместилось в срочно переоборудованном доме гражданского управления Порт-Артура, аптека же — во флигеле стоящего рядом ресторана «Звездочка». В нем перестроили большую комнату и переднюю, оборудовав их шкафами со склада Российского Общества Красного Креста. Воду же по-прежнему перегоняли на «Монголии». В начале декабря во флигель «Звездочки» угодили два снаряда, в результате чего погибли несколько человек. В тот же день снаряд убил трех больных в главном корпусе. Стало ясно, что госпиталь нужно срочно эвакуировать в более безопасное место, на воду. Однако «Монголия» уже не вмещала всех раненых, и отряд получил в помощь пароход Добровольного флота «Казань».

Японская артиллерия, обстреливая Порт-Артур с моря и с суши, не разбирала, где боевой корабль, а где лазарет. Егермейстер И. Балашов, отвечавший за береговые госпитали, обратился к японскому командованию, чтобы те выбирали цель, а не били по площадям. Цитирую документ:

12 декабря. XII. Сегодня хотели перевозить всех раненых обратно на «Монголию» и на «Казань». Егермейстер Балашов будто сообщил об этом японцам письмом.

Представитель Красного Креста 14 декабря 1904 года был вынужден подать протест японскому генералу Ноги, обратив его внимание на недопустимость уничтожения госпитальных судов, несущих флаг Красного Креста. Однако протест был оставлен японским командованием без внимания. Обстрелы «Монголии» не только усилились, теперь судно стали бомбить и в ночное время.

Под страшным обстрелом 26 декабря (13 декабря по старому стилю) 1904 года госпиталь эвакуировали, а 5 января (23 декабря 1904г.) 1905 года  генерал А.М. Стессель сдал крепость японцам. Участвующий в переговорах И. П. Балашев просил включить в акт о капитуляции условие, по которому полевые госпиталя, госпитальное судно «Монголия» и имущество Общества Красного Креста считаются неприкосновенными. Весь его персонал остается в Порт-Артуре впредь до эвакуации раненых и больных. Просьба была удовлетворена.

«Монголия» единственное уцелевшее из всех судов Морского пароходства КВЖД в 1906 году купила русская Восточноазиатская пароходная компания. Затем пароход был продан в Англию и получил имя «Western Australia», а после «Patricia».

ГС «Казань»

В начале августа 1900 года Министерством финансов за 1 150 000 руб. у фирмы «Pacific Steam Navigation & Со» был приобретен английский двухвинтовой товаро-пассажирский пароход «Potosi». Основной его задачей предполагалась доставка войск на Дальний Восток в связи с ихэтуаньским восстанием в Китае.

Но 11 августа 1900 г. пароход  был куплен Добровольным флотом и вскоре переименован в «Казань». 29.09.1900 г. прибыл в Одессу из Англии и затем получил приписку к Одесскому торговому порту под № 68. В декабре того же года первым рейсом отправился из Одессы на Тихий океан. В дальнейшем эксплуатировался на регулярной дальневосточной линии. За год до начала Русско-японской войны планировалось, что «Казань»войдет в 1-ю Тихоокеанскую эскадру как судно-угольщик. Так и случилось. 21.01.1904 г. лайнер прибыл в Порт-Артур в очередной раз из Одессы и 26.01.1904 г. передан во временное пользование Морскому ведомству для транспортной службы при эскадре судов в Тихом океане.

После начала русско-японской войны по приказу адмирала Григоровича пароход передан Российскому обществу Красного Креста и переоборудован в Порт-Артуре в госпитальное судно на 300 коек,  а новым командиром «Казани» назначили лейтенанта Сергея Яковлевича Миллера. В одном приказе с ним был назван и главный врач доктор медицины — Михаил Семенович Инкендикер.

Вот что писал в донесении от 26 июня 1904 г. наместник императора на Дальнем Востоке адмирал Е. Алексеев в Петербург:

… до готовности морского госпиталя пароход «Казань» уже был приспособлен средствами порта и эскадры в помощь Артурскому портовому береговому лазарету. После сражения под Кинчжоу потребовалось обратить в лазарет пароход «Казань» и разоружить транспорт «Ангара», причем командир порта не требовал особых ассигнований… Я имел в виду оградить эти пароходы от огня неприятеля и сохранить их для означенной потребности.

5 июля 1904 года переклассифицирован в плавучий госпиталь. «Казань» в качестве госпитального судна в море не выходило, а, как и «Монголия» стояло у причала.

Согласно донесению от 31 октября 1904 года (18 по старому стилю)  «Казань» подверглась обстрелу артиллерией и получила повреждения, что вынудило адмирала Григоровича уже на следующий день фактически отменить свой предыдущий приказ. Плавучие госпиталя на суднах «Казань» и «Ангара» были ликвидированы и переведены на берег, что дало японцам повод считать корабли военными целями.

В декабре 1904 года «Казань» вместе с другими судами, находившимися в Порт-Артуре, была потоплена японской осадной артиллерией. 29 апреля 1905 года пароход «Казань» подняли японские спасатели, вскоре отремонтировали и под наименованием «Kasado Maru» эксплуатировался различными японскими кампаниями. На этом след госпитального судна «Казань» исчезает, как говорится, в туманной дымке.

ГС «Ангара»

Двухвинтовой товаро-пассажирский быстроходный пароход-крейсер заказан у англичан в 1897 г. для регулярных рейсов на Дальний Восток по десятилетней программе усиления Добровольного флота. Лайнеру было присвоено наименование – «Москва» (третья). 15 октября 1898 г. прибыл в Петербург из Англии.

Осенью 1898 г. пароход в первый раз отправился из Кронштадта на Тихий океан с 33 классными и 201 палубным пассажирами, различным казённым и частным грузом. 24 марта 1899 г. пришел в Одессу из Владивостока и затем получил приписку к Одесскому торговому порту под № 28. В дальнейшем эксплуатировался на регулярной дальневосточной линии.

После продажи в 1903 году Морскому ведомству для транспортной службы при эскадре судов Тихого океана, как транспорт, зачислен в список судов Сибирской флотилии с присвоением наименования «Ангара».

Начало русско-японской войны встретил на внешнем рейде Порт-Артура. В феврале 1904 года пароход передан Российскому обществу Красного Креста и переоборудован в госпитальное судно на 342 койки.

5 июля 1904 года переклассифицирован в плавучий госпиталь.

За время осады, несмотря на гаагские конвенции, плавучий госпиталь неоднократно подвергался обстрелам. 17 октября 1904 года после ряда попаданий в левый борт 280-мм снарядов японской осадной артиллерии «Ангара» затонула в Западном бассейне Порт-Артура.

Пароход поднят японцами в мае 1905 года, и в том же году в качестве вспомогательного крейсера «Anegawa Maru» вошла в строй Императорского флота Японии. До августа 1911 года использовался как посыльное судно, затем исключено из списков и подарено японским правительством Николаю II. Пароход передали  в распоряжение Российского общества Красного Креста и был вновь переименован в «Ангара», но не эксплуатировался и находился во Владивостоке без надзора.

1 июня 1915 года принят Добровольным флотом, частично отремонтирован и в мае 1916 г. снова переименован в «Москву». Затем был продан Морскому ведомству для усиления флотилии Северного Ледовитого океана.

16 ноября 1916 года как посыльное судно зачислено в список судов с присвоением наименования «Печенга». В 1919 году возвращено Добровольному флоту с восстановлением наименования «Москва». В дальнейшем уже не эксплуатировалось.

В конце 1920х гг. затонул во Владивостоке от течи корпуса. В 1953-м останки судна подняли и разобрали на металлолом.

• 2-я Тихоокеанская эскадра.

ГС «Кострома»

 В 1888 году после гибели грузопассажирского судна «Кострома» Добровольному флоту потребовался новое судно, но из-за того, что постройка нового судна заняла бы слишком много времени, было принято решение приобрести уже готовое судно. С это целью в Великобритании в Ньюкасле на верфи фирмы «Hawthorn R & W. Leslie & Со» был куплен недостроенный  английский  товарно-пассажирский пароход «Port Caroline». Судно имело двухпалубный стальной корпус, три мачты и одну дымовую трубу. После подписания контракта на покупку (судно обошлось флоту в  52 500 фунтов стерлингов)  пароход получил название «Кострома».

Весной 1888 года прибыло в Одессу, и сразу введено в эксплуатацию на линии до Владивостока.

С началом русско-японской войны «Кострому» было решено переоборудовать в госпитальное судно. 26 января 1905 года пароход ввели в док «Русского общества пароходства и торговли» в Одессе и приступили к переделкам. На жилой палубе разместили три палаты на 198 коек, на верхнее палубе — гангренозное отделение на четыре койки и изолятор на десять коек.

Медицинский персонал состоял из главного доктора, четырёх ординаторов, провизора, девяти сестёр милосердия, пять фельдшеров и десять санитаров. Командиром госпитального судна был назначен полковник Корпуса штурманов Н.В. Смельский, главным доктором – статский советник В.А. Плотников.После выполнения всех основных работ, «Кострома» была выкрашена в белый цвет с красной горизонтальной полосой вдоль борта и 15 февраля вместо флага Добровольного флота подняла флаг Красного Креста.

1 марта судно ушло из Одессы и через три дня прибыло в бухту Суда, где присоединилось к отряду Н.И.Небогатова. Однако дальше на Тихий океан (8 марта) оно отправилось самостоятельно, получив от командира отряда задание, установить нахождение 2й Тихоокеанской эскадры.

30 апреля «Кострома» присоединилась к эскадре вице-адмирала З.П. Рождественского.

Его участие в самих боях при Цусиме совершенно незначительно, а по письменному мнению одного из участников самого боя – даже вредно. По мнению многих историков именно «Орёл» и «Кострома» стали косвенным виновниками того, что сражение состоялось под утро 14 мая 1905 года, т.к. опознавательные огни пароходов были замечены разведывательным судном японского флота. Если бы не это, 2-я Тихоокеанская эскадра, шедшая в сумраке и тумане без огней, могла бы пройти место сражения незамеченной.

Вот что пишет Владимир Семёнович Кравченко, лейтенант медслужбы, непосредственно участвовавший в бою, в своём очерке «Через три океана»:

Лишь полтора месяца спустя после боя в Манилу пришло госпитальное судно «Кострома», врачи которого увидали первых раненых цусимцев в аврорском лазарете. Госпитальные суда «Орел» и «Кострома», прекрасно оборудованные, не сыграли той роли, которая для них предназначалась, а напротив, сыграли даже печальную роль…

… Я тоже пристально вглядывался в эту черную бархатную пелену, окутывавшую крейсер. Различить что-либо было невозможно. Даже наших миноносцев, идущих справа на траверзе «Авроры», и тех не было видно. Слева по временам, казалось, мелькали искорки, точно вылетавшие из труб — это фосфоресцировала вода. Среди этой тьмы, благоприятной для нас, а еще более — для неприятельских миноносцев, досадными елками горели госпитальные суда «Орёл» и «Кострома», идущие сзади чуть-чуть поодаль, расцветившиеся полными огнями, со своим знаком Красного Креста на гафеле, с освещенным спардеком, словом, совсем плавучие дворцы…

…Вахтенный начальник, наконец, не выдержал и, когда «Кострома» уж больно насела сзади, стал семафорить ей потайным фонарем Ратьера, прося отойти подальше. Часов около десяти на горизонте по левому траверзу сверкнул короткой вспышкой луч неприятельского прожектора…

… А сколько народу они могли бы спасти во время боя! И зачем это они в самом начале боя удалились так далеко, что были отрезаны и захвачены «Садо Мару», который и увел их? … К «Костроме»… была сделана придирка за ее будто бы неправильную окраску вопреки правилам конвенции Красного Креста. Все это мелочные, недостойные придирки. В следующий раз госпитальным судам необходимо постараться как-нибудь избегнуть неприятной возможности быть захваченными в плен и не исполнить своего назначения; необходимо придумать для них какие-нибудь дополнительные постановления и выполнять их уже строго, без нарушений…

Как нам уже известно, 14 мая 1905 года «Кострома» была захвачена японским вспомогательным крейсером «Sado Maru» и отконвоирован в Сасебо. Из-за нарушений Гаагской конвенции по решению японского призового суда она подлежала конфискации, для неё даже было зарезервировано новое название «Hasuho Maru». Однако по решению японских властей 30 мая судно всё же было освобождено и в тот же день ушло из Сасебо на Чёрное море. Об обстоятельствах пленения мы можем узнать из записей «Летописи войны с Японией»:

Министр иностранных дел, согласно полученной от российского генерального консула в Шанхае телеграммы, уведомил исполнительную комиссию главного управления Красного Креста, что 1-го июня прибыло в этот город госпитальное судно «Кострома». Как видно из сообщения командира судна, 14-го мая, в разгар сражения в Корейском проливе, к нему подошли японские крейсера с требованием следовать за ними; затем на пароход взошли японские офицеры, сделали беглый допрос и предписали идти в Сасебо, куда судно отправилось под усиленным конвоем. После 14- дневного следствия, якобы по подозрению в нарушении женевской конвенции, «Кострома» была освобождена вечером 30-го мая, с условием взять весь медицинский персонал и 30 больных с «Орла», выдачи больным обоих судов подписки о непринятии участия в настоящей войне и ухода в любой порт за исключением Владивостока. Больных на «Костроме» 60 человек, из коих 37 с «Орла».

По пути судно зашло в Шанхай, где приняло на борт русских солдат, и в начале августа доставила их в Севастополь.

10 сентября 1905 года «Кострома» вернулась в Одессу для демонтажа всего госпитального оборудования, и в конце декабря судно было возвращено в состав Добровольного флота.

25 августа (7 сентября) 1913 года во время очередного рейса судно было выброшено штормом на Карагинскую косу п-ва Камчатка и в дальнейшем разграблено японскими рыболовными бригадами.

ГС «Орёл».

Второй после «Ярославля» пароход, построенный по заказу Добровольного флота и первый русский пароход, отвечавший требованиям мирового торгового флота того времени.

Контракт на постройку быстроходного грузопассажирского парохода был заключен Добровольным флотом с английской фирмой «Hawthorn R & W. Leslie & Со» в августе 1888 года. Деньги на постройку судна были собраны жителями Орловской губернии. Строительство осуществлялось на стапеле в Ньюкасле, а стоимость контракта составила 103 тыс. фунтов стерлингов. Сроком сдачи было определено 30 июня 1889 года, однако из-за забастовки рабочих сдача состоялась только 1 марта 1890 года.

До войны пароход перевозил грузы и пассажиров на линии Одесса-Владивосток. С началом русско-японской войны судно решили перестроить в плавучий госпиталь. 16 июня 1904 года «Орёл» вышел из Одессы в Тулон, где на верфи завода «Forges et Chantiers de la Mediterranee» в Ла-Сейне его должны были переоборудовать. Работы были закончены в августе. Расходы взяло на себя Французское общество Красного Креста. На Российское общество Красного Креста ложилась задача содержания госпиталя в течение всего времени его деятельности. Медперсонал плавучего госпиталя насчитывал: главного доктора (Я.Я. Мультановский), 7 ординаторов, 7 штатных сестёр милосердия, 13 доброволиц-волонтерок и 31 санитара.

21 октября 1904 года в Танжере присоединился ко 2-й Тихоокеанской эскадре, с которой совершил плавание вокруг Африки до места Цусимского сражения.

Во время эскадренного боя Цусимского сражения «Орёл» был остановлен и досмотрен японским вспомогательным крейсером «Sado Maru» в 10 морских милях к западу от острова Окиносима. Судно не признали госпитальным и отвели под конвоем в бухту Миура. Почему же так случилось?

По приказу командующего эскадрой З. П. Рожественского, на «Орле» были размещены члены команды конфискованного Россией 6 мая английского парохода «Ольдгамия». На пароходе был обнаружен контрабандный груз керосина и выявлено несколько других нарушений, которые комиссия зафиксировала в протоколе. По мнению комиссии, пароход подлежал задержанию. На «Орле» английские моряки содержались как пассажиры, жили в отдельной каюте, питались в кают-компании, никаким ограничениям не подвергались, могли посещать любое помещение. Пребывание граждан нейтрального государства на ГС было впоследствии использовано японцами для оправдания его захвата и послужило одним из аргументов японского призового суда первой инстанции в порту Сасебо при принятии решения о конфискации госпитального судна. Кроме того, по приказу штаба эскадры, во время стоянки в Кейптауне, на борту судна был размещён приобретённый запас изолированного кабеля. Во время прохождения Цусимского пролива «Орёл», как и «Кострома», держался на траверзе боевых сил эскадры. Японцы расценили эти факты как нарушение правил Гаагской конвенции и поэтому реквизировали судно. Впоследствии «Орёл» был продан японской фирме и плавал под именем «Kasuno Maru», пока в 1910 году не был разрезан на металл. По другим данным, пароход был в 1916 году выкуплен Россией, но из-за плохого технического состояния не использовался. Дальнейшая судьба судна не установлена. «Орёл», как госпитальное судно, был оборудован по последнему слову медицины того времени, поэтому щедро запечатлен на фотопленку. Некоторые кадры привожу ниже, а с полным альбомом можно ознакомиться в ВК-группе «Британник 100»  http://bit.ly/2gOJK5d

Захват госпитальных судов «Орёл» и «Кострома».

Ранним утром 14 мая 1905 года по приказу командующего эскадрой походный порядок кораблей был изменен: боевые корабли ушли вперед, а «Орёл»перешел в хвост эскадры и оказался один, далеко позади их. Среди наблюдателей оказалась сестра милосердия Ольга Петровна Юрьева.

Значительное удаление «Орла» от хвоста эскадры порождало на госпитальном судне мысль об опасности захвата его противником. Об этом рассказывает сестра милосердия Ольга Юрьева. В 5 часов 30 минут она увидела первые японские корабли. «Что-то вдруг тяжелое ударило в сердце», — пишет она. Потом она стала различать корабль под японским флагом, находившийся на большом удалении. Но вскоре ее отвлек другой, проходивший в непосредственной близости под кормой «Орла». Это был вспомогательный крейсер «Манджу- Мару» (бывшее русское судно «Манчжурия»). «Обрезав нам корму, он так же, как и первый, скрылся», — такими словами она завершает изложение обстановки. Будучи в плену, она узнала от японцев, что за неделю до боя  «Манджу- Мару» получил приказ захватить ГС в плен.

Свидетельство Ольги Петровны дает основание для вывода, что действия японских вспомогательных крейсеров ранним утром 14 мая не имели своей целью немедленный захват госпитального судна «Орел». Они лишь ознакомились с обстановкой и сделали заключение о предполагаемых действиях русских крейсеров, будут ли они защищать ГС. По-видимому, они признали возможность захвата ценного судна без боя. Относительно госпитального судна «Кострома» сведений о такой же захватной деятельности японских кораблей не имеется.

Несмотря на возросший объем работ по госпитальному камбузу, Ольга Петровна пользовалась всякой возможностью, чтобы осмотреть море. В 10.15 она обнаружила японский крейсер, шедший параллельным курсом. Вскоре она увидела еще два крейсера в одной колонне с первым. Японские крейсера перешли на левый борт эскадры и приблизились к русским крейсерам. Но те почему-то не открывали огонь, возможно, не видели врага. Ольга Петровна начала сокрушаться по поводу невозможности сообщить своим о японцах. Для этого на «Орле» можно было воспользоваться только международным сводом сигналов, который хорошо знают на японских кораблях. «Да попытайся мы поднять сигнал и нас потопят раньше, чем сигнал будет принят», — заключает она. Не нашли как доложить о японских крейсерах адмиралу и на мостике «Орла». По-иному действовали на госпитальном судне «Кострома». Командир корабля полковник корпуса флотских штурманов Н.В. Смельский выждал несколько минут и когда японские крейсера скрылись во мгле, поднял сигнал о противнике, но сигнал никто не принял. Тогда Смельский прибавил ходу и подошел к вспомогательному крейсеру «Урал», тот немедленно принял и передал сигнал «Костромы»о четырех японских крейсерах, а затем полным ходом пошел к «Суворову» для доклада обстановки адмиралу. Но целеуказания флагмана на корабли об открытии огня по отряду японских крейсеров не последовало.

Около 14.00 русские броненосцы начали бой главных сил. Из-за тумана на «Орле» трудно было различить кто и по кому стреляет. Ольга Петровна, возможно была единственным наблюдателем на русской эскадре, записавший момент производства японцами массы звуков «беспорядочных, глухих и зловещих».

Как видно, на белом «Орле», несмотря на большое расстояние и ограниченную видимость, в общем, верно ориентировались в обстановке и могли по мере продвижения эскадры на север подбирать людей с погибших кораблей, но делу мешали японцы.

Около 2 часов 30 минут «Орел» пришел на траверз крейсеров и транспортов русской эскадры, стоявших с застопоренным машинами. Во мгле отчетливо просматривался крейсер «Урал» с большим дифферентом на нос от полученной пробоины, и другие корабли. Было видно, как миноносцы, обстреливаемые японцами, подбирают из воды тонущих людей. Наиболее вероятно, что это происходило там, где затонул броненосец «Ослябя»- первая жертва Цусимского сражения. На «Орле» было отдано приказание приготовиться к приему раненых. Команды катеров и барказов заняли места по расписанию боевой тревоги. «Орел» переложил руль на свои корабли и несколько прибавил ходу. Катера и шлюпки вывалили за борт для последующего спуска на воду.

Японцы обстреливали русские корабли. Перелетные падения снарядов начали ложиться около «Орла», сначала саженях в 30-40 от корабля, а затем ближе к его бортам. Один из снарядов упал настолько близко от левого борта, что от поднятого им всплеска вода через иллюминатор попала в каюту, где лежал больной доктор Д.Т. Вержбицкий. Обстрел белого «Орла» японским крейсером видела Ольга Петровна, она эмоционально описала виденную жестокость. В ней вспыхнуло «чувство животной ненависти» к стрелявшим, возникло желание «сделать какое-либо странное зло им, этим убийцам, отомстить за задыхающихся и корчащихся в ужасных предсмертных судорогах людей».

Падения снарядов непосредственно у борта «Орла» воспринимались на мостике корабля как весьма опасные и вынуждали изменять направление движения и скорость сближения с местом гибели «Ослябя». «Орел» подчинился требованиям японцев. Он сначала уменьшил ход, а затем временно застопорил машины, переложил руль, повернул обратно и пошел самым малым ходом, удаляясь от места трагедии. В итоге стрельба японских кораблей вынудила госпитальное судно отказаться от намерения оказать помощь погибающим в море людям.

Вскоре из тумана с правой стороны показался небольшой японский крейсер и начал быстро сближаться с «Орлом», открыв по нему огонь из носового орудия.Не успел «Орел» выполнить маневр, продиктованный ему стрельбой японского крейсера, как появились два вспомогательных японских корабля, задача которых, как выяснилось позже, состояла в захвате госпитальных судов.

Относительно госпитального судна «Кострома» сведений о дозахватной деятельности японских кораблей не имеется. О них ничего не говорится ни в донесении командира корабля Н.В. Смельского о Цусимском бое, ни в очерке ординатора П.Л. Гурвича о медицинской деятельности госпиталя.

В итоге оба ГС были захвачены и отконвоированы в Миура-Ван. Русские крейсера не пытались защитить ГС, поскольку такую задачу им никто не поставил, а сами они не решились помешать японцам увести госпитальные суда в плен. Командиры ГС, имея приказание держаться во время боя вне выстрелов, не стремились форсированием хода уйти от противника к своей эскадре, хотя и видели его приближение.

В бухте Миура на «Орел» прибыли для осмотра японский лейтенант, два мичмана и врач, а также несколько сигнальщиков, они осмотрели корабль. Внимательно ознакомились с вахтенным журналом, выискивая в нем данные о походах «Орла», его заходах в попутные порты, сигналах командующего эскадрой. Перечисленные действия были наиболее удобны для усмотрения в них следов ведения военной разведки. Именно этот путь использовали японцы для задержания «Костромы», ссылаясь при этом на донесения японских агентов в портах. К тому же избранный путь оказался в русле указаний приказа адмирала Того относительно госпитальных судов – «скрытых разведчиков». Тщательный осмотр корабля, длительное пребывание инспекторов в штурманской рубке, их работа с картами и документами не дали ничего существенного. Дело клонилось к тому, что «Орел», как и «Кострома», будут обвинен в ведении разведки.

Положение в корне изменилось, когда инспекторы встретились с англичанами на верхней палубе. Произошла длительная беседа об обстоятельствах пребывания английских моряков на госпитальном судне. Беседа породила идею обвинение «Орла» в ведении разведки заменить фактом нарушения конвенции, состоящим в пребывании на корабле небольных иностранных моряков. В этом виделось использование госпитального судна в военных целях. Старший инспектор с новой идеей отправился на крейсер «Манджу-Мару» и вернулся обратно около полуночи. Он привез ответ командира крейсера, который признал в нахождении англичан на «Орле» нарушением Гаагской конвенции. Предоставить «Орлу» свободное плавание японцы отказались, передав решение вопроса на усмотрение высших военно-морских властей порта Сасебо. Перед выходом в море на «Орел» и «Кострому» прибыли караулы под командованием офицеров. Корабли были фактически арестованы.

15 мая утром госпитальные суда «Орел» и «Кострома» под конвоем «Манджу-Мару» вышли из бухты Миура в море и взяли курс на Сасебо. В походе экипажи кораблей стали очевидцами гибели торпедированного ночью крейсера «Адмирал Нахимов». Командиры госпитальных судов просили у конвоира разрешения оказать помощь терпящему бедствие кораблю и получили добро. Когда на «Орле» все было приготовлено к приему раненых и тонувших людей, начался спуск катеров и шлюпок на воду, от конвоира поступило приказание об отмене разрешения. «Орел» во второй раз был лишен возможности выполнять свою милосердную функцию.

18 мая главный доктор госпиталя получил от главного командира порта Сасебо официальное уведомление об аресте госпитального судна по подозрению в нарушении положений Гаагской конвенции. А дальше начались переговоры между Россией и Японией, темой которых было возвращение экипажей вмести с ГС, это уже вторая фаза (политическая), которая не относится к нашей теме.

Пожалуй, в это всё. Добавлю только, что наличие в Тихоокеанских флотилиях первых госпитальных судов, не отменяло обычных медпунктов и лазаретов на боевых кораблях. К осени 1904 года обустройство медчасти на всех судах было завершено, о чём cтатский советник Рихард Гловецкий поспешил оповестить главного медицинского инспектора флота лейб-хирурга Владимира Кудрина:

Сим имею честь доложить Вашему Высокопревосходительству, что на всех судах 2-й Тихоокеанской эскадры, ушедшей сего 30 Августа из г. Кронштадта, перевязочные пункты окончены оборудованием и приняты освидетельствовавшими их комиссиями… В настоящем своём виде, оборудование наших перевязочных пунктов не имеет себе равного ни в одном из флотов в смысле полноты его». В помощь судовым врачам на кораблях, и правда, имелось всё необходимое: полный комплект хирургических инструментов, паро-электрические стерилизаторы и даже «приспособления с принадлежностями для пользования рентгеноскопией.

Увы, но ход войны это не изменило. После череды поражений в морских боях судовой доктор, участник Цусимы Яков Кефели с горечью заметил:

У нас были блестящие госпитали, чудные операционные на судах, необходимый инструментарий, солидные аптеки, опытные врачи, но всё это на практике слишком немного дало флоту.

Продолжение следует …

«Белые корабли» Первая часть http://bit.ly/2her1AK

Источники:

• Надежда Мадзалевская «Ваш тайный советник», №5(23), май 2016;
• Кефели А. И. «Потери в личном составе Русского флота в войну с Японией» Санкт-Петербург, 1914;
• Мария Кунките «Фармацевт на войне: подвиг в Порт-Артуре» // «Фармацевтический вестник» №20 Июнь, 2008;
• В.В. Цыбулько очерк «Русские госпитальные суда» в сборнике «Госпитальные суда в русско-японской войне» (СПб., 2009);
• http://korabley.net/news/istorija_parokhoda_mongolija/2012-03-06-1125;
• http://starina44.ru/gospitalnoe-sudno-kostroma;
• http://www.retroflot.com/dobrovoljnyj_flot/tovaropassazhirskij_parohod__kazanj.html;
• http://www.retroflot.com/dobrovoljnyj_flot/parohodkrejser_moskva_tretjya.html;
• http://kortic.borda.ru/?1-16-60-00000099-000-0-0-1330716007;
• http://humus.livejournal.com/4038316.html;
• Виталий Гузанов «Трагедия судна «КАСАДО-МАРУ»» ОКНО В ЯПОНИЮ — E-mail бюллетень Общества «Россия-Япония», # 45, 2002.12.01;
• В.В Яровой «Госпитальное судно «Кострома»» Судостроение № 2, 2011;
• Георгий Зуев «Командирована… в  пекло  жесточайших сражений» Кают-компания. 1997. №. 1;

• Владимир Васильевич Цыбулько «Непрочитанные страницы Цусимы» «ИСТФЛОТ» 2010 г.;

• Экспозиция одесского историко-краеведческого музея;